В августе 2010 года известный католический богослов, патролог, отшельник иеромонах Габриэль Бунге присоединился к Русской Православной Церкви. По словам самого теолога, это решение созревало в нем всю жизнь. Предлагаем нашим читателям беседу с о.Габриэлем корреспондента журнала «Нескучный сад» Анны ПАЛЬЧЕВОЙ.

– Вы перешли в Православие в уже очень зрелом возрасте. Люди редко принимают подобные решения столь поздно.
– Открытие мною православия не является результатом каких-то ученых занятий, но – плодом всей моей жизни христианина и монаха. Это открытие, начавшееся 40 лет назад и продолжающееся до сих пор, приобрело для меня весьма конкретный смысл. Оно позволило мне войти и углубиться в то, что можно назвать «тайной Церкви». Это связано с моей личной историей. С самого рождения я столкнулся с драмой разделения христианства: мой отец – протестант, мать – католичка. Меня крестили в Католичестве. Когда мне был 21 год, я захотел уйти в монастырь, но не мог этого сделать, так как отец был против. Тогда я, студент философского факультета, на два месяца поехал в Грецию с другими студентами. Там я познакомился с Православной Церковью.
В конце этих двух месяцев между мной и молодыми греческими студентами-теологами, которые меня принимали в Афинах, завязалась дискуссия – как это обычно бывает между молодыми людьми. И я сказал одному из них, который потом стал знаменитым богословом: «Все-то у вас прекрасно, все мне нравится. Кроме одного – что вы от нас отделились». Он ответил: «Ты ошибаешься. Это вы от нас отделились».
Для меня это было настоящим шоком. Я принадлежал к Католической Церкви, насчитывающей более миллиарда верующих, я был знаком с протестантами. А тут вдруг столкнулся с чем-то совершенно иным. Греческая Церковь отчасти восходит к апостолу Павлу, так что ее так просто не упрекнешь в том, что она отошла от Римско-католической Церкви.
Так начался процесс размышлений. Позже я все-таки ушел в монастырь. Сперва – в бенедектинскую обитель в Германии. Но очень скоро монахи заметили мое преклонение перед восточным христианством. И настоятель – не без сожаления, так как он меня очень любил – отправил меня в Шеветонь (католический бенедиктинский монастырь восточного обряда, расположенный в Бельгии. – Прим. ред.).
Тем временем моя внутренняя работа продолжалась. Я изучал историю, читал, углублялся в вопрос разделения Церквей. Мне представляется, что примирение между Западной и Восточной Церквами возможно только в случае возвращения к общим корням. Ведь единая Церковь реально существовала в истории на протяжении тысячи лет. И в каком-то смысле она существует до сих пор – ведь эта тысяча прошедших лет никуда не делась. Мы можем только надеяться на то, что когда-нибудь нам удастся вернуться на ту, прежнюю основу. Я не единственный, кто так думает.
Ну а причина того, почему я на склоне лет все-таки решился перейти в Православие, очень печальна. Во всяком случае католикам будет неприятно это услышать. Дело в том, что я пришел к убеждению, что примирение между Православной и Католической Церквами на уровне иерархии, структур совершенно невозможно. И оно никогда не произойдет, потому что Восток и Запад слишком далеко отошли друг от друга в ходе исторического развития. Я не пытаюсь в этом никого обвинить. Тут нет конкретных виноватых. Я говорю только об исторических фактах. И вот, после того, как я осознал, что примирить Церкви невозможно, я решил: есть только один выход – сделать это самому. Осуществить это примирение на личном уровне.
Я очень много молился, размышлял, вел записи, потому что все, что я хотел сделать, это исполнить волю Божию. Про себя я все время повторял: «Если на это нет Твоей воли, то дай мне знать. Ведь в Твоих силах этому помешать». Потом – несколько месяцев назад — мы с владыкой Иларионом (Алфеевым) встретились в Милане. И я заговорил с ним об этом. Это был пробный камень: посмотрим, что будет? Если есть на то воля Божия, то так тому и быть. А если нет, то и не надо. А дальше все случилось само собой. И вот я в России, сижу перед вами. И очень этим доволен.
– Между тем на католических форумах пишут, что вы изменник…
– Слава Богу, у меня нет интернета! И потому я ничего не знаю о том, что говорят люди. И меня это совершенно не интересует. По своей наивности я и вовсе был уверен в том, что эта история пройдет незамеченной. Вышло не так. Но это совершенно не важно. Нельзя рассчитывать на то, что публика всегда будет аплодировать. Уже 50 лет я монах, из них 30 лет живу в скиту. Но когда я захотел уйти в монастырь, весь мир был против меня. Мои родители, среда, из которой я вышел – а мой отец был влиятельным ученым, – и так далее. Когда я захотел стать отшельником, меня никто не поддержал, кроме духовника, старца – настоятеля одного монастыря. Когда человек принимает какое-то важное решение в жизни, он не должен ожидать одобрения со всех сторон. Я его и не ждал. Как я уже сказал, я ничего не имею против католиков, я просто встал на сторону единой Церкви. Я считаю это неким пророческим предвосхищением того, что произойдет, пусть даже и не в этом мире. Христос объединит свою Церковь, так как мы этого сделать не можем.
– Что же будет с вами дальше?
– В России я видел много таких мест, где бы с удовольствием остался. Например, Валаам. Я провел там несколько дней. Монахи приняли меня очень хорошо, как братья. Один день я провел на острове с отшельниками, настоящими подвижниками. Именно этого я и искал всю свою жизнь. Но теперь я вернусь обратно в свой скит.
– А ваши духовные чада? Кто будет теперь их окормлять?
– У меня нет паствы в прямом смысле этого слова. Да, ко мне в скит приходит много людей по одиночке – для исповеди и духовных бесед. Но я не несу пастырской ответственности за этих людей. Я почти никогда не покидаю свою обитель, а общины, которая бы постоянно посещала богослужения в скиту, не существует.
– И все же для тех, кто приходил к вам раньше, ваш поступок будет очень много значить.
– Думаю, да. Но я никогда не делал тайны из своих убеждений. По меньшей мере половина этих людей, скорее всего, скажет: мы всегда этого ждали. Интересно, что два православных епископа, которых я здесь встретил, – мы были знакомы и раньше, – сказали мне: «Вы всегда были одним из нас. Но теперь нас объединяют и общие Таинства». Именно к этому я и стремился.
Те, кто читал мои книги, об этом знают. Те тексты, которые я перевожу, комментирую, пытаюсь донести до современных людей, – все они датируются первым тысячелетием, когда еще Церковь не была разделена. Это и есть те самые общие корни, о которых я упоминал ранее. И нынешний Папа Римский Бенедикт XVI очень хорошо знаком с Православием и часто упоминает его в своих речах. Но большая часть сказанного им, к сожалению, уходит в пустоту. Во время одного из своих выступлений, еще в 1970-е годы, он сказал, что в случае объединения с Православной Церковью Рим не может требовать себе больше того, чем он обладал в первом тысячелетии. Потому что, очевидно, этого было достаточно для того, чтобы поддерживать единство. На это православный человек – такой, как я, – должен ответить: «Отлично! Тогда вернемся к тому состоянию дел, которое было в первом тысячелетии». Но я сомневаюсь, что это возможно теперь. Католическая Церковь огромна и распространена по всему миру! И она совершенно разная в Америке, Африке и Европе. Мало того, внутри нее существуют различные течения, отчасти даже противоположные, которые не общаются друг с другом. И если одни согласятся, скажут: «Да, мы сделаем шаг назад», то другие наверняка откажутся.
– По вашим собственным словам, православные сегодня гораздо более настороженно относятся к католикам, чем те к ним.
– Когда в 1961 году я поехал в Грецию, мои профессора из Боннского университета предостерегали меня от общения с православными: «Они раскольники, не подходи к ним близко, никаких контактов!» И я как правоверный католик до смерти боялся скомпрометировать себя. Никакой православный не будет принуждать католика причащаться, но я был таким наивным, что напридумывал себе все это. Позже я утратил эту застенчивость. И очень хорошо помню, как один православный старец после литургии вышел ко мне (я стоял в дальнем углу церкви) и положил мне в руку антидор.
А сегодня католиков выгоняют из православных храмов. Все изменил Второй Ватиканский собор (последний из соборов Католической Церкви, продолжавшийся с 1962-го по 1965 год – Прим. ред.). Католическая Церковь объявила политику открытости, но открытости ко всему, не только к Православию. И католики действительно ведут себя очень дружелюбно. Например, у нас в городе Лугано православные отмечают Пасху в католическом соборе, так как своего у них нет, а православный храм, в котором проводятся воскресные богослужения, слишком мал. Православные иконы – в каждом доме, все слушают православную духовную музыку. Не на официальном уровне, конечно. Просто людям все это нравится.
Но это только одна сторона вопроса. Другая же сторона заключается в том, что после Второго Ватиканского собора начался процесс секуляризации Католической Церкви. По сути, ее протестантизации. И этого духа протестантизма православные боятся. И правильно делают. Поэтому они и изменили свое отношение к католицизму. Эти изменения произошли на моих глазах, на моем веку – а я ведь не такой уж древний старик. На протяжении всей истории отношений между Западной и Восточной Церквами можно проследить, как они зависели от исторических условий. То обе ветви сосуществуют спокойно, то католики начинают активную политику прозелитизма, и тут же православные принимают оборонительную позицию. И так все время – туда-сюда, нормальные отношения так никогда и не устанавливаются. К сожалению. И мне кажется, что человеческими силами эту ситуацию изменить невозможно.

Иеромонах Габриэль БУНГЕ родился в 1940 году в Кельне, в 1963 году вступил в бенедиктинский орден, рукоположен в священники в 1973 году. Доктор философии, доктор богословия, специалист по древней истории, патролог, исследователь творчества Евагрия Понтийского. С 1980 года живет отшельником в Швейцарии, в скиту Святого Креста. В августе 2010 года Габриэль Бунге присоединился к Русской Православной Церкви.